Источники права. Для раннесредневекового права Япо­нии было характерно повсеместное распространение норм обычного права

Для раннесредневекового права Япо­нии было характерно повсеместное распространение норм обычного права, действующих в тех или иных общинах или в той или иной складывающейся сословной группе.

Право в это время еще не выделилось из религиоз­ных и этических норм, если не считать отдельных понятий о наказаниях, которые были связаны с представлением о грехе, каре, о «божьем суде». В древнейших японских ис­точниках они выступают в виде «семи небесных грехов» (более тяжких) и «восьми небесных грехов» (менее тяж­ких), за которые полагались или кара, или очищение. Ста­новление писаного права происходило в Японии под силь­ным влиянием религиозно-правовой идеологии, норм ки­тайского права. Японские государственные и правовые институты не потеряли, однако, своей специфики.

Первые записи правовых норм, как это имело место, например, в Конституции Сётоку-тайси 604 года, носи­ли характер наставлений, моральных заветов правителей своим чиновникам: «почтительно воспринимать указы», «обязательно соблюдать их», «справедливо оценивать зас­луги и провинности» и т. д.

Введение надельной системы в VII в., строгое деление общества на ранги привело к появлению законодательных документов, получивших, как и в Китае, название «ко­декс». Кодексы содержали нормы, регулирующие поземель­ные отношения, обязанности и привилегии различных групп и представителей титулованного и ранжированного чинов­ничества, нормы уголовного (рицу) и административного (рё) права, хотя между ними четкие различия провести в праве Японии крайне трудно. Первым кодексом был кодекс «Тайхо рё». Над составлением кодекса, как свидетельству­ет древняя летопись 720 года, работала комиссия из 18 че­ловек во главе с принцем Осакабэ и представителем дома Фудзивара Фубито. В 701 году он был составлен, а в 702 году вступил в силу. Работа над кодексом продолжалась и в дальнейшем. В 718 году он появился под новым названием «Ё po рицу рё» и состоял из 953 статей (уголовный и адми­нистративный кодекс годов Ёро). Введен же кодекс в дей­ствие в связи с политической, нестабильностью был лишь в 757 году.

Две версии кодекса "Тайхо" и "Ёро" представлены в исторической науке в качестве единого свода, содержа­щего богатейший материал о раннефеодальном государ­стве Японии, о нормах японского традиционного права, формально сохранивших свое значение до эпохи Мейдзи (XIX в.). Он является ярким свидетельством специфической цивилизационной черты Японии, умения японцев заимство­вать достижения других культур, но не слепо, а транс­формируя их, приспосабливая к историко-культурным, национальным особенностям своей страны.

В Своде нет деления права на частное и публичное. Вещные, брачно-семейные, наследственные отношения приобретают в нем публично-правовой характер, регули­руются нормами уголовного и административного права.

Нельзя здесь обнаружить и четкого деления на отрас­ли права. Если обратиться к содержанию "Тайхо Ёро рё", то кодекс содержит нормы как гражданского, брачно-семейного, уголовного, так и административного права, ка­саясь, однако, таких преступлений, которые в силу со­словной принадлежности преступника или потерпевшего или иных причин не влекли за собой одного из пяти тяжких уголовных наказаний (от смертной казни до битья палками). Эти преступления были выделены в особый кодекс "Тай­хо рицу рё.

Так, Закон I "Тайхо Ёро рё" (всего их 30) носит назва­ние "О постах и рангах". Он содержит табель о рангах "от министров до писцов", деля их на "благородных" и "небла­городных", а посты на "высокие" и "низкие".

Закон II этого кодекса "Об учреждениях и штатах" устанавливает структуру всех государственных учрежде­ний, центральных и местных, а также их штаты. Простран­ный (из 27 статей) Закон VII "О буддийских монахах и мо­нахинях" (свидетельствующий о высшем государственном надзоре над буддийскими религиозными организациями, храмами и духовенством) треть своего содержания отводит преступлениям и проступкам клира, за которые назначались как светские, так и церковные наказания (епитимьи). Закон VIII, особенно ярко свидетельствующий о социаль­но-экономических отношениях в это время, говорит о "дво­ре", в основном крестьянском, как о хозяйственной, орга­низационной, военно-учетной и, главное, податной (фис­кальной) единице. Он затрагивает и важные правовые воп­росы: о наследстве, о браке и разводе. Например, ст. 27 Закона, требующая безусловного расторжения брака лиц, находившихся ранее в половых отношениях, прямо заим­ствована из норм конфуцианской морали ли, относящихся к нарушениям ритуала.

Закон XIII "О преемственности и наследовании" со­держит нормы о наследовании звания глав знатных до­мов, от чиновника до императора (правила престолонас­ледия), а также об условиях законности заключаемых ими браков.

Большой круг уголовно-правовых норм включен в За­кон XIV "О проверке и аттестации", посвященный органи­зации и деятельности чиновничьего корпуса, в частности говорящий о преступлениях и проступках чиновников, а также об особой системе наказаний за них. Закон XVII "О воинах и пограничниках" содержит правила об организа­ции вооруженных сил, в том числе и о воинских преступ­лениях.

Особое значение для рассмотрения правовой системы Японии этого времени имел Закон XXIX "О тюрьмах", касающийся широкого круга норм уголовно-процессуального права.

Из содержания Свода явствует, что нормы конфуци­анской морали оказали бесспорное влияние на его содер­жание. Об этом свидетельствует не только приведенное выше содержание ст. 27, но и ряд других норм, в том чис­ле и зафиксированное в нем общее конфуцианское поло­жение, требующее наказания за любой проступок, "кото­рый не следовало совершать".

Вместе с тем свод — правовое произведение, а не со­брание моралистических наставлений более позднего пе­риода. Он был призван стать законодательной опорой пра­вящего режима, укрепить его основы с помощью детально разработанной единой для Японии правовой системы. С этой целью и был проведен многосторонний пересмотр, унифи­кация, систематизация обычно-правовых и ранее создан­ных законодательных норм. Не случайно японское госу­дарство этого периода (VIII—Х вв.) называют в истори­ческой литературе "правовым", в отличие от последую­щей эпохи, когда под влиянием ряда исторических факто­ров произошло резкое падение общего значения роли за­кона, права как такового.

Вместе с кодексами среди источников.права этого пе­риода. широко было представлено текущее нормотворчество императоров в виде указов и постановлений. Первые имели более самостоятельный характер, вторые издава­лись в развитие административных и уголовных законов, как их практическое осмысление.

Указы объединялись в сборники. Например, в 927 году был создан Сборник постановлений годов Энги, вступив­ший в действие в 967 году. Указы все больше стали со временем оттеснять кодексы на второй план.

Резкие изменения в правовой сфере Японии происхо­дят после установления сёгуната под влиянием развала единого правового пространства.

"Рицу" и "рё" как государственные императорские предписания теряют свой общеяпонский нормативный ха­рактер, так как на первый план выходят морально-право­вые обыкновения, гири, исходящие из соображений при­личия, которые регулируют поведение индивида во всех случаях жизни: отношения отца и сына, мужа и жены, дяди и племянника. А вне семьи — отношения собственника и арендатора, заимодавца и должника, торговца и клиен­та, старшего чиновника и подчиненного.

Это было связано с децентрализацией и общим ослаб­лением государственной власти, падением ее легитимности, когда в условиях военной диктатуры бакуфу перестали существовать общепризнанные административно-судебные органы, и Министерство юстиции (наказаний), и высшая апелляционная инстанция в лице императора. Действовал прямой приказ, предписание высших низшим, в лучшем случае — норма обычного права. Эти новые порядки на­шли в Японии подготовленную почву. Их идеологической базой стало конфуцианство, которое, как известно, счита­ло право одиозным, отвергало его вместе с категоричнос­тью судебного решения.

Гири же соблюдались автоматически, под страхом осуждения со стороны общества "нарушений приличия", различные критерии тяжести которых были тесно связа­ны с сословной принадлежностью индивида.

Так, особый кодекс норм "приличия", "кодекс чести" (букэ-хо) окончательно формируется в это время для са­мурайского сословия. Он был основан на требованиях абсо­лютной личной преданности вассала своему сюзерену, ис­ключал саму идею прав и обязанностей юридического ха­рактера. Отношения вассала-воина и его сюзерена строи­лись не на договорной основе, а на псевдородственных семейных началах, как отношения отца и сына. Вассал при этом не имел никаких гарантий против произвола своего господина. Сама мысль об этом считалась оскорбительной. Любое бесчестие самурая кончалось самоубийством.

Гири иногда скреплялись и законодательным путем, как это имело место в 1232 году, когда в период I сёгуната было создано Уложение годов Дзёэй. Закрепляя нормы са­мурайского "кодекса чести", уложение предусматривало жестокие наказания за мятежи и заговоры феодалов, за незаконный захват ими земель. Упорядочивая существую­щие поземельные отношения, уложение устанавливало общий порядок наследования земли, в частности правило первородства.

В целях регулирования вассально-ленных отношений сёгуна и его вассалов, а также других феодалов сёгунат прибегал и к изданию указов, направленных главным обра­зом на укрепление феодального землевладения казны, пра­вительства бакуфу. Особую заботу при этом сёгунат прояв­лял в отношении своих непосредственных вассалов — гоке-нин. В 1267 году, например, был издан правительственный указ, запрещающий продажу и заклад лепных владений гокенин, предписывающий выкуп заложенных ими земель.

С конца XIII в. издаются специальные указы "мило­сердия", которые аннулируют все сделки самураев по про­даже и закладу земли, их задолженность ростовщикам. Реже издаются указы, запрещающие отчуждение, деле­ние крестьянских хозяйств, как это имело место в 1643 году.

В XV—XVI вв. роль общеяпонского права упала до самого низшего предела. Каждое княжество, каждое со­словие руководствовалось своими собственными установлениями, нормами обычного права, которые лишь иногда, главным образом в виде моральных заповедей, инструк­ций, поучений, объединялись в сборники. Одним из таких крупных сословных нормативных сборников стал Кодекс годов Кёмму (1334—1338 гг.), призванный ликвидировать "смуту в стране", обеспечить стабильность политической власти сёгуна. Составленный первоначально в традициях Японии из 17 статей, этот кодекс впоследствии был допол­нен рядом новых положений. Кодекс был написан в форме ответов ученых-монархов на вопросы основателя второго сёгуната Асикага. В нем признается тяжелейшее положе­ние японских податных крестьян, терпящих произвол са­мураев, который называется "неискорененным обычаем". Его статьи предписывают властям пресекать практику "сво­евольного вторжения в чужие дома", возвращать пустую­щие земли крестьянам, строго карать преступников, осо­бенно мятежников и грабителей: Особое внимание было уделено в кодексе взяточничеству и ответственности за него. В зависимости от размера взятки чиновник должен был наказываться пожизненным или временным отстранением от должности. Характерно, что этот кодекс увидел свет только в 1596 году, когда он был издан отдельной книгой.

Законотворчество оживилось в Японии в период третье­го сёгуната Токугавы, в период относительного объединения страны в XVII—XVIII вв., но и в это время оно было сугубо адресным, касалось, как правило, конкретных сословий.

В этих законах строго регламентировалась деятельность императора и крупных феодалов даймё, устанавливалась система сословных статусов отдельных групп населения (са­мураев, крестьян, ремесленников, торговцев), в соответ­ствии с которой закреплялись обязанности населения и на­казания за их нарушения. Примером такого законодатель­ства может стать Закон восемнадцати статей сёгуна Иэясу 1615 года. В сфере частного права, товарного обмена по-прежнему господствовало местное обычное право.

Лишь в XVIII в., в период третьего сёгуната стали пред­приниматься попытки вернуться к старым порядкам "пра­вового государства", когда сёгуном была провозглашена политика "твердого следования старым законам". В 1742 году во исполнение этих задач был принят Кодекс из 100 ста­тей, положения которого сводились к упорядоченному из­ложению основного содержания прежних законов, норм обычного права. Кодекс воспринял многие предписания ста­рых кодексов эпох Тайхо и Ёро VIII в.

Позитивные последствия этой политики были незна­чительны в силу того, что знание закона считалось в это время привилегией избранных. Законы не публиковались (действовал принцип: "Следует выполнять, а не знать"). До сведения населения доводилась лишь малая их часть, та, которая касалась категорично-запретительных предписаний. Кодекс 1742 года хранился в тайне, к нему имели доступ лишь три высших чиновника правительства бакуфу (бугё). Да и сфера действия законов распространялась лишь на территории, непосредственно входящие во владение кла­на Токугава, у даймё было собственное право.