Способ приобщения. Цель этого упражнения – наполнить ваш творческий кладезь образами

 

Цель этого упражнения – наполнить ваш творческий кладезь образами. Вы и сами почувствуете, что новые образы дарят ощущение благополучия и изобилия. Быть может, вы заметите к тому же, как сложные повороты сюжета вдруг распутываются, и новые решения предлагают сами себя. Приятного просмотра!

 

Для тех из вас, у кого есть машина, это водительское задание. Выделите один или два часа и отправляйтесь исследовать небольшие дорожки. Съезжайте с автострад и шоссе и дайте себе прокатиться по полям и поселкам. Замечайте архитектурный стиль и предметы старины. Представляйте себе, как живут люди в этой местности. Отклонитесь от привычного маршрута.

Те, у кого нет машины, могут прокатиться на автобусе, на поезде, отправиться на лодочную прогулку вокруг Манхэттена. Если хотите, езжайте на велосипеде. Наша цель – поглотить глазами поток образов, позволить ему обдать нас с головы до пят. Рассмотрите церкви, кладбища, кафе и поля для гольфа, мимо которых проезжаете. Подумайте о том, как разнообразна повседневная жизнь. Позвольте себе быть пустым ведром, выставленным под ливень. Наполняйтесь бережно.

 

 

Глава 37

Корни

 

Сегодня четвертое июля, почти середина лета. На моем письменном столе – стоптанная подкова, букетик красных вьющихся роз, глиняный цветочный горшок в форме птицы и свеча с мексиканским символом всесильной руки. Неподалеку четыре из пяти домашних собак резвятся в высокой траве. Нужно только высматривать змей, а так здесь все спокойно. Два года назад, после смерти отца, я обустроила этот миниатюрный луг. С помощью местного умельца я соорудила небольшой глинобитный пруд с рыбками в память о любви моего отца к воде. Каждый день, после вечерней прогулки среди полыни собаки ныряют в этот пруд. Сейчас его поверхность рябит от сильного душистого ветра, что звенит в тяжелые колокола и легкие бубенцы, разливая их звук по полям нашего старого испанского поселка. Я окружена умиротворением, но на душе у меня неспокойно. Даже когда я была маленькой, четвертое июля всегда было трудным праздником. Меня как писателя праздники только расстраивают, а не освобождают, потому что нарушают ритм, сбивают время.

Довольно часто люди думают, что писателям пишется лучше, когда в жизни полно свободы и никак не расписанного, не использованного времени.

Я в этом не уверена. Вообще‑то писателю полезно иметь другие планы. Им пишется легче, когда есть кое‑какое мягкое расписание. Работа не только помогает нам платить по счетам, но и творить. T. С. Элиот работал в банке. Рэймонд Чэндлер[57]продавал страховки. Многие писатели, и я в том числе, преподавали. Ричард Коул, автор книги «Лестница в небо» о группе «Лед Зеппелин», по своей основной профессии – администратор рок‑групп.

Обыкновенная дневная занятость приносит писателю не только деньги, но и опыт. Писателям нужно жить в миру.

Поэт Джеймс Навэ был владельцем пиццерии и велосипедного магазина, а также основал компанию «Живая поэзия!», которая отправляет поэтов учить школьников своему ремеслу. Занимаясь всем этим, Навэ продолжает писать. Его стихи питает богатый поток его пестрой жизни.

Один из величайших страхов у нас, писателей: а вдруг мы окажемся скучными. Дайте нам избыток времени, и, да, возникнет опасность скуки. Дайте нам зациклиться на себе – и мы теряем связь с миром. И тогда, да, читать нас будет скучно.

У писателя и экстрасенса Сони Чокетт очень насыщенная жизнь. Она ведет духовные консультации по шесть часов в день, вместе с мужем Патриком воспитывает двух дочерей, дает семинары по интуиции и привлечению желаемого и при этом еще успевает регулярно писать книги. Книги Сони, как и ее жизнь, наполнены людьми. Она погружена в реку человечности по самое сердце, и человечное заземленное сострадание сочится сквозь ее прозу. Занятая жизнь Сони – это ее корневая система.

Чтобы цвести, всем нам нужна корневая система. Будничная писательская практика помогает нам укорениться в жизни, и точно также будничная жизнь помогает нам писать. Долгие творческие каникулы, о которых все так мечтают, чтобы, наконец, продуктивно поработать над текстом, редко приносят желаемые результаты. Довольно часто зияющие просветы в расписании ведут к зацикленным на себе текстам и зевающим читателям. У писателей, которые пишут о том, что бы написать, явно что‑то не так. Когда писатели уделяют больше внимания своим произведениям, а не самой жизни, они лишают необходимого питания и произведения, и свою жизнь.

Хенри – продуктивный и плодовитый писатель с разнообразными увлечениями и широким кругом друзей – вернее, так было до поры до времени. Три года назад он медленно, но верно стал уделять все меньше времени своей жизни, убеждая себя, что ему надо сосредоточиться на писательской работе – потому что она стала требовать от него больше, чем в предыдущие тридцать лет.

Вместо того чтобы расцвести под пристальным вниманием Хенри, его творчество завяло, как растение, что выставили на солнце и перестали поливать.

– Я не могу, – отвечал Хенри, когда его приглашали на ужин. – Мне надо работать.

– Я больше не хожу в кино, – отвечал он, когда его звали посмотреть фильм.

Впервые за тридцать лет работы Хенри перестали заказывать сценарии. Его редактор ответил на две коротких повести зловещей отпиской: «Вы уже об этом писали» – и был прав.

Из лучших побуждений Хенри отрезал самого себя от собственной корневой системы, хотя многие годы опыта должны были научить его, что его писательская жизнь цветет, когда сам он сосредоточен на жизни, а не на писательстве. Из неиссякаемого потока новых идей он превратился в застоявшийся пруд вторичных мыслей и прозрений.

– Не знаю, почему мне так сложно, – сказал он мне недавно. – Я не могу так жить и не могу так писать.

– Так пойдем в кино, – предложила я. – Или заглядывай на ужин.

Мало‑помалу Хенри позволил себе выбираться из дому. Когда мы общались в последний раз, он писал свободно и уже обещал повесть заинтересованному редактору.

– Я не могу прийти на ужин. У меня гости, – сказал Хенри в том последнем разговоре. Его жизнь снова бьет ключом – и его творчество тоже.

Темные, тяжелые грозовые тучи скучились у склонов Священной горы. Природный фейерверк снова затмит людские потуги. Пора выгулять собак по полыни – или забыть о прогулке. Молния в Нью‑Мексико бьет гигантскими золотыми стрелами. Грозы здесь похожи на сцены из научной фантастики, как будто летающие тарелки освещают место посадки. Вдалеке потрескивает гром. Ветер приносит запах воды. А еще резкий запах керосина – кто‑то жарит мясо во дворе – и запах полыни. Сегодня Четвертое июля, и прежде чем вся эта независимость достанет и меня, я таки успею прогуляться с собаками по тропам в пустыне, до того, как польет дождь. А потом я опять буду писать.