Из всего сказанного вытекает, что фазы этногенеза различаются лишь степенью
разнообразия, определяемой уровнем пассионарного напряжения.
Субпассионарии, характерные для гомеостаза, есть всегда, но при появлении
пассионариев в нескольких поколениях они теряют свое исключительное
значение в сложившейся системе; их просто не замечают. При подъеме
вырастает роль гармоничных людей, исправно несущих свои обязанности. И они
не исчезают в акматической фазе, когда при пассионарном "перегреве" гибнут
одна за другой самые пассионарные особи.
В период надлома вырастает значение субпассионариев, формирующих кадры
исполнителей во время гражданской войны. Затем, в инерционной фазе, снова
увеличивается значение гармоничных особей, зато оно резко убывает в фазе
обскурации, когда наряду с тихими субпассионариями, унаследованными этносом
от своих субстратов, появляются буйные бродяги-солдаты - продукт отхода
инерционной фазы. Эти ловко расправляются с гармоничными особями и упрощают
систему вплоть до потери резистентности. Тогда они гибнут сами, а вслед за
крушением этноса забывается его неповторимая культура и наступает
гомеостаз. Эта этносоциальная закономерность прослеживается и на
этяогеографическом материале. Характеристики всех фаз совпадают.
Этнос при своем возникновении "подтесывает" вмещающий ландшафт под свои
потребности и одновременно сам применяется к условиям ландшафта; короче,
здесь действует принцип обратной связи, при котором природа страдает
минимально. В акматической фазе, когда этническая система набухает
энергией, наступает пора завоеваний и миграций, причем первые ограничены
сопротивлением соседей, а вторые - еще и природными условиями. Природа
страдает двояко. У себя дома пассионариям копаться в земле скучно. Они
предпочитают более трудные, но более увлекательные способы существования и
процветания. Нажим цивилизации на природу сокращается, а так как с этими
бурными периодами часто связан отрицательный прирост населения, то и
хозяйство приходит в упадок, вследствие чего идет восстановление природных
ландшафтов: лесов, степей и болот, а также поголовья диких животных. Но
зато страны, захватываемые пассионариями, страдают очень сильно. Жертвами
завоеваний, как правило, становятся те этносы, в которых уровень
пассионарного напряжения низок, что мешает им организовать эффективную
оборону. Поэтому они сами и богатства их стран, в том числе произведения
природы, становятся добычей победителей.
Достаточно вспомнить "золотые флоты" испанцев, перевозившие золото из
Мексики и Перу, или серебряные рудники в Потоси (Боливия), ставшие могилой
несчетного числа индейцев. А португальские плантации в Бразилии могут
сравниться только с голландскими колониями на Яве, других Зондских
островах. Погибли тысячи малайцев и африканских рабов, для того чтобы
превратить роскошные рощи на холмах Португалии и луга Нидерландов в
поместья негоциантов и вельмож, которые ради блеска не боялись риска и не
жалели ни других, ни себя самих. Меховые компании Канады почти полностью
истребили бобров, ныне спасаемых только в заповедниках, а в Восточной
Африке охотники на слонов истребляли целые стада ради того, чтобы
вырученные за их клыки деньги проиграть на лондонской бирже. И в древности
было то же. В Китае был истреблен носорог, в Хотане обобраны наземные
месторождения нефрита. Но довольно примеров; посмотрим на дело с другой
стороны.
Какую бы свирепость ни проявляли пассионарные завоеватели, природу портили
они ограниченно. Брали они то, что лежало на поверхности, то, за что надо
было драться, но не нужно было трудиться. Поэтому после их победоносных
походов оставались восстановимые биоценозы и сильно потрепанные, но не
истребленные племена индейцев, негров, полинезийцев и папуасов. А ведь при
этом захватчики ежеминутно рисковали жизнью.
Итак, в ходе надлома уровень пассионарности этнических популяций в
значительной мере снижался искусственно, причем никому не приходило в
голову, что этими мероприятиями снижается мощь государства и степень
резистентности этноса.
Мы уже видели, что в ряде случаев это влекло за собой гибельные
последствия, но романо-германской целостности Западной Европы повезло.
Западная Европа - полуостров Евразийского континента. Море защищало ее с
трех сторон. Опасность была только на юго-востоке, где турки, сломив
Византию, повели в XVI-XVII вв. широкое наступление. Венгрия пала. На
очереди были Италия и Германия. И тогда собой пожертвовала героическая
Польша, самая отсталая [43] из стран Западной Европы и потому сохранившая
сравнительно большую дозу пассионарности. Гусары Яна Собесского спасли Вену
в 1683 г. Пролив свою кровь за Германию, поляки подготовили раздел своей
родины. Когда надлом в Германии кончился и наступила инерционная фаза с
национальной консолидацией, Европа снова стала неуязвимой и агрессивной, но
очень мало похожей на саму себя в предшествовавший период. Из "рыцарской"
она превратилась в "торгашескую", и об этом стоит сказать особо. А пока
вернемся к концепции К. Ясперса, вернее, к взглядам западноевропейских
философов истории. Все они, начиная с Августина, видели в истории
направление, цель и смысл. Все восточные мыслители усматривали в истории
взлет и распад, иными словами, считали процессы самоцелью, а смысл полагали
в личном совершенствовании, где история - только фон.
Различие, очевидно, не случайно. И, по нашему мнению, оно в том, что
западники говорили о прогрессе созданий рук человеческих - техносфере, к
которой следует причислить и философию, тоже продукт людской деятельности,
а восточные мудрецы - о живой природе, частью коей являются люди, а техника
- фоном. Переведем это на научный язык: на Западе изучали
социально-культурную историю, на Востоке - этническую историю, часто просто
генеалогию. И нельзя говорить, что одно важнее другого. И то, и другое
необходимо. Плохо только, когда методику социологии применяют к изучению
природных явлений. Хорошо, что не бывает наоборот.
На этом можно было бы кончить спор с Ясперсом и другими телеологическими
системами религии и прогресса. В этнических процессах участвуют два ведущих
фактора: потеря инерции первоначального толчка - старение, и насильственное
воздействие соседних этносов или других сил природы [44] - смещение.
Последнее всегда деформирует запрограммированный самой природой этногенез,
но только в моменты фазовых переходов смешение может быть катастрофичным.
