И выслуга боевая идет.

И че у них там, Дмитар? День за полтора?

За два не хочешь?

– Это че, они за пять лет полную медицину имеют? Тут служишь-служишь, а до страховки, как до морковкина заговенья…

А то. Агим, че ты их с собой-то равняешь? Они во всяких колледжах учились, а ты? Ты что до контракта делал? Ишаков с героином гонял, вот что ты делал. За чек и два бакса в день.

А че я! Когда учиться пора была, наши Косово же только-только подмяли. Там все разъебанное лежало, там не то что колледжа, там воды в кране не было.

– Эх, зато как дома здорово…

Да, не то что в этой жопе. Вернусь, а там уже все цветет… Только б разминировать закончили. Я когда уезжал, ходили только по улице, сунешься за город - ноги на хуй поотрывает. Отцу тогда повезло, наглушняк сразу.

У нас на Крайне та же хуйня была. Лет уж десять, как серботню выпиздили, а все еще подрывались.

Оба бойца замолчали, вспоминая родину - неприветливую и нервную после войны, но отсюда, из самой натуральной вукоебины[Вукоебина (серб., хорв.) - место, где ебутся волки. То есть очень-очень далеко. Русские аналоги: «ебеня», «где Макар телят не пас», «у хуя на рогах».], кажущуюся настоящим раем. Неплохая дурь придавала воспоминаниям телесность и краски, обостряя тоску, но делая ее не злобной, а грустно-сентиментальной. Незаметно пролетело время, свеча укоротилась на треть. Ноги на столе затекли, но двигаться никому не хотелось, хоть тяга потихоньку отпускала.

– Давай еще дунем. Сука, как ногу-то колет…

А ты оторви жопу да походи.

Давай дунем, говорю.

На хуй. Щас уже Туртко встанет. Будет опять пиздежа выше крыши.

А че. Мы ж до двенадцати можем хоть спать, хоть на голове стоять, - из одного противоречия вяло начал спорить албанец, хотя прекрасно понимал: с этим сраным хорватом и впрямь лучше не зацепляться. Тем более что того с подъема и так ожидает не самая приятная новость - связи как не было, так и нет, да вдобавок еще и свет вырубили.

На этом блоке еще никто не знал о небольших поправках, внесенных Синцзянской группировкой стратегических ракетных сил НОАК в судьбу всех живых существ планеты. Они были мертвы, все до одного, но еще не знали об этом.

Рыжий, с оплавленными по правой стороне молдингами джип не притормаживая пролетел поворот к Базе и ходко ушел в сторону выезда в бывший Город. Райерсон торопился, чувствуя, что машина прет на последнем издыхании - сейчас может случиться все. Разорвется насухо выпаренный вспышкой патрубок, лопнет на выстрел колесо, или где-нибудь осыплется потрескавшаяся изоляция, коротнув проводку, несмотря на то что «юкон» остался в тени и с одного, оставшегося черным бока не пострадал вообще, ждать нужно было всего что угодно.

В салоне немилосердно воняло жженым, но Райерсон не замечал. Его сознание съежилось до точки, упрямо отодвигающейся от раздувающего голову понимания: Служба меня слила. Такого быть не могло, но именно так и было: Служба поставила майоpa Марка Райерсона на одну доску с обычным агентом. Даже хуже - с расходниками типа взрывателя или куска изоленты. Да чего уж там, Служба не увидела разницы между ним, искренне служащим Ей всю жизнь, и… мартышкой.

Все понимая, Райерсон не мог сказать себе - да, так оно и есть, и строить свои дальнейшие действия с учетом этой поправки. Но все-таки ехал к блокпосту - тело, приняв изменения обстановки как данность, уже приняло все необходимые решения и крутило руль, не слишком-то заморачиваясь охающим и причитающим сознанием.

То, что он уцелел, было невероятным везением, но сознание все равно не хотело принимать очевидного: Служба дважды передусмотрела его ликвидацию - на заводе и на взорванных блокпостах. Однако просто уцелеть Райерсону было мало. «Просто уцелеть» означало жить мышью, что для Человека Власти немногим отличается от смерти.

Выходов из сложившейся ситуации было два. Точнее, один, но сознание в упор не желало мириться с фактом, что майора М. Е. Райерсона для Службы больше нет - СУБД[СУБД - система управления базами данных.] поставила напротив его личного номера отметку «Истрачено в рамках выполнения программы Wonderland», и если обнаружится, что факты нагло противоречат одобренной картине, то специально обученные люди быстро и эффективно приведут забывшую свое место реальность в надлежащее соответствие.

Весь мир сжался для бывшего отныне солдата Службы к этой коллизии - ничего важнее Службы и отношений с ней для Райерсона не существовало. Непрерывно крутясь вокруг Вопроса Вопросов, сознание напрочь игнорировало весь остальной мир, кажущийся ему каким-то ненужным, бледным и немощным наваждением. Видя, что хозяин упорно отказывается уделять должное внимание куда более важному вопросу - сохранению собственной задницы, Тело приняло полноту власти в собственные руки.

Ум тела здорово отличается от болтливого и самоуверенного слепца в голове человека, играющего в «чет и нечет» важными вопросами и частенько загоняющего своего хозяина в очень невеселые положения.

Ум тела знает все - но молчит, вступая в игру лишь тогда, когда телу грозит серьезный ущерб. И то - если удается отогнать от рычагов дерганое суетливое нечто, которому почему-то так доверяет хозяин. Если это удается, то тело играючи решает практически любые вопросы - не срывает даже идеально выставленные растяжки, вовремя замечает липкий холодок, которым обдает через оптику жадный взгляд снайпера, бросает себя в обход трещины в воздухе, которую уже наметил начавшийся ножевой удар. Случается ему решать и вопросы посложнее.

Бегло пролистав базу с данными памяти, ум тела майора Райерсона поморщился - траекторий, ведущих к более-менее позитивным результатам, негусто. К тому же путей, не прерывающихся участками неопределенности, нет вообще. Плохо. Особенно плохо, что точки ближайшего ветвления алгоритма везде очень близко к точке старта, и если выбрать не ту дорожку, смерть последует в текущие сутки.

Но тело не умеет паниковать, и потому, выбрав один из путей, спокойно приступило к реализации плана. Базировался план на очень старых данных, датирующихся началом активного этапа операции «Свобода народам Северной Азии». Райерсону, принимавшему тогда зону Проекта, попался на глаза ряд документов, сообщавших о потерях в ходе заброса групп топопривязки[Ввиду наличия множества форматов координатной сетки объект можно считать артиллерийской целью только и исключительно в случае наличия точных его координат. Вопреки расхожему заблуждению по данным, получаемым от спутников и БПЛА, офицер, управляющий артиллерийской или ракетной батареей, цель не поразит - для гарантированного поражения цели за приемлемое время и со сколько-нибудь вменяемым расходом боеприпасов нужны точные координаты именно в той топографической системе, под которую затачивали систему управления стрельбой. Конвертация же из системы в систему смысла не имеет из-за неприемлемых для военных задач погрешностей. Ввиду вышеизложенного, садящееся на контроль района артсоединение обеспечивает топоразведку и топопривязку наиболее вероятных районов обстрела - без этих данных можно стрелять только «по стволу» и корректировать отклонения визуально. Справедливости ради надо отметить - есть, конечно, и артнаводчики-камикадзе, и управляемые снаряды с ЛГСН по нескольку тысяч долларов, но сие относится и еще долгое время будет относиться к разряду экзотики.].

Получалось, что множество закладок для обеспечения артразведки остались неиспользованными. Да, часть из них неизбежно обнаружена местными, но все обнаружить невозможно - обратный склон хребта, где аэромобильные группы закопали контейнеры, у местных особой популярностью не пользовался. Для тела это был единственный шанс уцелеть, и тело, не обращая внимания на возню в голове, решительно ломанулось на блокпост за снегоходом - даже на совершенно исправном «юконе» близко к хребту не подобраться.