Право и экономика

В марксистской науке господствовало положение о первен­стве, главенстве базиса над надстройкой, и юристы последова­тельно исходили из того, что развитие производительных сил и производственных отношений объективно обусловливает все по­литические и правовые формы. Правда, в трудах советских ученых указывалось на большие возможности социалистического госу­дарства и права эффективно воздействовать на экономику. И это вполне понятно: с октября 1917 г. утверждается беспрекословная практика тоталитарного переустройства экономической жизни. Эту практику освящала теория построения социализма в одной отдельно взятой и преимущественно отсталой стране, способной с помощью государства перешагнуть через естественные фазы развития. Своего рода отступление от классического марксизма проявляется и в тех положениях, согласно которым «после уста­новления диктатуры рабочего класса законы закрепляют его по­беду во всех областях общественной жизни и тем самым... как бы «создают» новые общественные отношения, поскольку социалис­тические общественные отношения не могут сложиться при ка­питализме».

Уязвимость взглядов советских юристов на соотношение права и экономики состояла в том, что применительно к социалистическому обществу подчеркивался принципиально иной характер этого соотношения. В таком случае должен был следовать вывод (которого, разумеется, никто не делал), что или наше право, или наша экономика представляют собой нечто иное, нежели эконо­мика и право в общепринятом их значении.

В современных условиях стала совершенно очевидной декла­ративность многих прежних положений, стало понятно, что желаемое сознательно или бессознательно выдавалось за действи­тельное. Плановое хозяйствование далеко не всегда направлялось на удовлетворение потребностей граждан, не было и провозгла­шенного гармоничного пропорционального роста производитель­ных сил. Воздействие государства охватывало и производство, и обращение, и потребление. Помимо того, что столь широкая сфера воздействия сама по себе сомнительна, экономическая деятельность государства была далека от подлинно научного обо­снования и направлялась не столько законом, сколько партийны­ми директивами и подзаконными актами. Нормативные акты не допускали эксплуатацию человека человеком, но они фактически освящали эксплуатацию человека государством.

Долгое время в советской науке считалось, что экономическая конкуренция различных предприятий возможна была лишь в ус­ловиях многоукладной экономики в период восстановления на­родного хозяйства после гражданской войны. Вообще же наибо­лее эффективное воздействие на производительные силы и про­изводственные отношения государство оказывает тогда, когда оно выступает и как организация политической власти, и как собст­венник, распоряжающийся материальными и трудовыми ресурса­ми, направляя деятельность производственных коллективов и граждан. И хотя в отдельные периоды истории СССР (например, 1964–1965 гг.) поднимался вопрос об экономической самостоя­тельности хозяйствующих субъектов, все-таки в реализации из­вестного принципа демократического централизма превалировал откровенный централизм. Система планирования, снабжения, финансирования и другие хозяйственные формы базировались на государственной собственности, исключая какую-либо частную инициативу.

Общая схема соотношения экономики и права представлялась следующим образом: право есть концентрированное выражение политики, а политика – концентрированное выражение эконо­мики. Однако такая схема не учитывала многих реалий. Во-пер­вых, в праве выражается не только политика, но и многое другое. Во-вторых, государственная политика не может сводиться к по­литике одной политической партии, как это имело место и всеми одобрялось. В-третьих, политика в первую очередь выражала ин­тересы правящих группировок, а не требования народа, не по­требности экономики.

Поскольку в силу идеологических причин при существовав­шей практике правотворчества в нормативных актах (чаще под­законных) закреплялась отнюдь не воля трудящихся, предпочте­ние отдавалось преимущественно командно-административным методам проведения правовых норм в жизнь. Не экономические методы, а прямое государственное руководство, в том числе ко­оператив-ными организациями, составляло суть правового режи­ма. Борьба с правонарушениями в экономической сфере только подтверждала практику игнорирования в нормативно-правовых актах интересов производителей и потребителя.

Непоследовательность советских официальных научных тео­рий состояла в том, что экономические реформы в бывших со­циалистических странах подавались в качестве полностью соот­ветствующих марксистско-ленинским положениям о роли госу­дарства и права в решении экономических проблем. Утвержда­лось, что во всех странах идет поиск оптимального соотношения централизованного государственного руководства с системой дей­ствия экономических факторов. Недоговоренность в теории, ла­вирование в пропагандистской литературе, заидеологизированность производственных вопросов неблагоприятно сказались на экономической практике и правопорядке.

Не один раз реформы провозглашались, имитировались, даже получали закрепление в партийно-государственных директивах, но уступали место прежнему командному регулированию эконо­мики. И это несмотря на то, что последние пятилетние планы уже не выполнялись. По-прежнему продолжала существовать ори­ентация на принудительное, монопольное производство и прину­дительное распределение. План, как известно, рассматривался в качестве закона, и с помощью такого «закона» часто предписыва­лось производить никому ненужные товары, капитальные вло­жения омертвлялись, распылялись, а диспропорции между раз­личными отраслями производства увеличивались. Но зато система плановых регуляторов экономики позволяла кормиться тысячам управленцев, для которых собственные интересы становились важнее интересов дела.

Объявление плана законом совмещалось с практикой, когда министерствам и ведомствам в порядке исключения было разре­шено не выполнять отдельные плановые задания и требования законодательства. Соответственно и подчиненные органу управ­ления предприятия могли договориться о невыполнении каких-то актов. Широкие компетенционные нормы позволяли управлен­ческим структурам обходить законы, издавать распорядительные акты, руководствуясь собственными выгодами. Система факти­чески исключала выполнение хозяйствующими субъектами зако­нодательных актов напрямую, без посредничества административных звеньев. Правовое регулирование вытеснялось тем самым регулированием с помощью оперативных актов индивидуального характера. Множественность, пробельность и противоречивость правового регулирования экономики – характерная черта совет­ской действительности, не изжитая до настоящего времени.